Сегодня специалисты в области словесности – преподаватели филологических факультетов, языковеды, переводчики, лингвисты – отмечают свой профессиональный праздник – День филолога.

Казалось бы, спокойнее работы, чем у филолога, и быть не может. Однако как раз филологам нередко достаётся от общественности: «Этот филолог абсолютно безграмотный», «Филологи вместо того, чтобы сохранять в чистоте язык, занимаются угодничеством перед просторечьем», «Скоро правописание по русскому сведут к одному: как слышится, так и пишется, и все правила побоку», «Таких “филологов”... подальше хорошо бы послать!»

Эти гневные фразы – комментарии людей к новости о возможном изменении нормы ударения в слове «звонит», которая буквально взорвала медиапространство месяц назад.

Поводом стали слова заведующей отделом фонетики и главного научного сотрудника Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, доктора филологических наук Марии Каленчук, которая отметила, что «началось движение в сторону изменения нормы». Следовательно, ударение в слове «звонит» может измениться в будущем.

Мнения разделились: кто-то отстаивал невозможность варианта «звОнит» как нормативного, другие же не увидели в изменениях никакой проблемы. Ажиотаж был настолько велик, что вопросом заинтересовалась Госдума: там предложили на государственном уровне закрепить ударение в слове «звонит» на втором слоге.

Однако никто никого не заставляет говорить «звОнит». Норма не изменилась: в орфоэпических словарях вариант «звОнит» по-прежнему не рекомендован. Мария Каленчук указала лишь на тенденцию к перемещению ударения с конечной части на первую в двусложных глаголах на «-ить», к которым относится в том числе и «звонить». Ничего сенсационного в её словах нет. Процесс переноса ударения в таких глаголах идёт уже лет двести. Раньше говорили «варИт», «дарИт» и «учИт», теперь же все вАрят, дАрят, Учат, и никто не кричит о том, что это безграмотно, а «такие-сякие» филологи распространению этой безграмотности попустительствуют. Эти глаголы спокойно прошли через процесс сдвига ударения. И глагол «звонить» из этой же категории, но ему не повезло: на него в какой-то момент обратили внимание. Он стал своего рода маркером интеллигентности. В обществе закрепилось мнение, что тот, кто говорит «звОнит», – человек не интеллигентный, малограмотный. Это повлияло на индивидуальную судьбу глагола «звонить», который задержался в своей старшей норме. И пока нормативным всё-таки является вариант «звонИт». Тем не менее лингвисты считают, что процесс изменения ударения в этом слове идёт, и дело тут не в безграмотности, а в естественной эволюции языка, которая подчиняется определённым правилам.

В этом плане глагол «звонить» можно сравнить с существительным «творОг», которое ещё в 50-е годы XX века звучало именно так. Другой вариант – «твОрог» – считался грубейшей ошибкой. Но сегодня абсолютно нормально, мало того, нормативно в этом слове то ударение, от которого волосы вставали дыбом у грамотных людей ещё каких-то 70 лет назад. Норма ударения поменялась, и все привыкли к новому варианту.

А ведь в языке происходят и другие изменения, которые видят филологи, но не замечают обычные люди. Например, тенденция к несклоняемости собственных имён, оканчивающихся на «-о». Сегодня фамилии на «-о» не склоняются, например: воспоминания о В. Г. Короленко. Тогда как в XIX веке было иначе: например у Чехова в «Человеке в футляре»: «разговаривал с Коваленкой». И это не потому, что Чехов был неграмотный, а потому, что в эпоху написания этого произведения фамилии на «-о» склонялись. А сейчас нет. Норма изменилась.

К несклоняемости стремятся в наши дни и названия населённых пунктов, т. е. топонимы, оканчивающиеся на «-о», употребляемые без родового слова: Медведево, Савино, Домодедово, Кемерово. При этом строгая литературная норма требует такие слова склонять: в Медведеве, с Кемеровом. Однако об этом, похоже, мало кто знает, даже в СМИ их часто оставляют в несклоняемом виде: «Скачки пройдут на Сабантуе в Медведево» – заголовок публикации в местном интернет-СМИ. А уж обычные люди, далёкие от работы с текстом, вообще считают, похоже, что склонение таких слов – это опять козни зловредных филологов: «От создателей в КемеровЕ, НазаровЕ, продолжение следует...» – комментарий к новости про возможное изменение ударения в слове «звонит» на одном из интернет-ресурсов; «Уши сворачиваются от этих склонений», «Жертвы ЕГЭ выросли и начали работать. Двоечники. Однозначно “Медведково” и “Новокосино” не склоняются. Хотя, что им стоит переписать грамматику и оправдать свои ошибки» – комментарии при обсуждении новых навигационных табличек московского метро «до Медведкова», «до Новокосина». При этом все забывают про строчку из знаменитого стихотворения М. Ю. Лермонтова, которое учили в школе: «Недаром помнит вся Россия про день Бородина!». Во времена Лермонтова такие слова очень даже склонялись.

Мнение о несклонении этих топонимов настолько распространилось в обществе, что «зловредным филологам» приходится переписывать правила. И сегодня портал «Грамота.ру» по этому поводу говорит, что при отсутствии родового слова топоним может как склоняться, так и не склоняться: в Люблине и в Люблино. Хотя строгой литературной норме соответствует пока только склоняемый вариант. Пока. Но вероятно в будущем несклоняемая форма станет нормативной, а склоняемая устареет, как в случае с фамилиями на «-о».

А уж сколько негативных откликов в адрес филологов было после истории с признанием допустимой формы среднего рода у слова «кофе»! Интернет пестрел заголовками: «С 1 сентября слово “кофе” может быть и мужского, и среднего рода», «За словом “кофе” официально закрепили средний род», «Новое в русском языке – кофе теперь среднего рода». Журналисты сделали своё дело: высосали из пальца сенсацию. Тогда как в официально утверждённых словарях всего лишь указывается на то, что форма среднего рода слова «кофе» допускается в разговорной (!) речи. Нормативным по-прежнему является мужской род.

Другое дело, откуда эта форма среднего рода возникла. Филолог Светлана Гурьянова в своей книге «В начале было кофе» пишет, что первое употребление слова «кофе», причём именно в среднем роде, встречается в рецепте 1665 года, который прописал лекарь С. Коллинз царю Алексею Михайловичу: «Вареное кофе, персиянами и турками знаемое и обычно после обеда принимаемое, изрядное есть лекарство...» Упоминание «кофе» среднего рода есть и в других источниках: в статье «Описание церемонии» из журнала «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» (1755): «Наконец поднесено посланнику кофе, а после и трем чиновным его туркам»; у А. П. Сумарокова во «Вздорщине» (1770): «Да и кофе намнясь то же почти показывало; по картам на ту же стать выходило».

Но вскоре слово начинает употребляться и в мужском роде: у А. Н. Радищева в «Путешествии из Петербурга в Москву»: «Рука моя задрожала, и кофе пролился». В XIX веке мужской род слова «кофе» уже преобладал, но встречались и исключения, например у Д. Н. Мамина-Сибиряка в «Приваловских миллионах» (1883): «...появилось кофе в серебряном кофейнике».

К рубежу XIX–XX веков колебание в роде снова становится заметным. Не брезговали средним родом и классики XX века, которых никак не упрекнёшь в неграмотности или незнании родного языка: «Но кофе горячо и крепко, день наступает ясный, морозный» (И. А. Бунин, «Нобелевские дни»); «Я пил мелкими глотками огненное кофе» (В. В. Набоков, «Отчаяние»).

Постепенно за словом закрепился всё-таки мужской род (появились формы «кофий»/«кофей»), но средний род упорно продолжал сохраняться теперь уже в просторечии. Почему? А потому что форма мужского рода слова «кофе» является нехарактерной для правил русского языка: в абсолютном большинстве заимствованные существительные, несклоняемые у нас в языке, имеют средний род: какао, шоссе, пальто. Язык же всегда старается избавиться от исключений, подогнать слова под некую единую логику. Другие несклоняемые заимствованные существительные на «-о/-е» тоже часто поначалу имели в русском языке мужской род, но потом поменяли его на средний, потому что он логике языка соответствует больше, например слова «пианино», «фортепиано», «купе», «жабо», «пальто», «какао»: «Квартиру она нашла премиленькую <…> приобрела восхитительную каретку, прелестный пианино» (И. С. Тургенев, «Дворянское гнездо»); «А теперь позвони-ка, пожалуйста, брат Николай Петрович, мне пора пить мой какао» (И. С. Тургенев, «Отцы и дети»). Так в своё время изменился род слова «метро», которое изначально было мужского – как сокращение от слова «метрополитен».

Все эти существительные поменяли род легко и безболезненно. Сопротивляется только «кофе», хотя с точки зрения языка средний род для него намного логичнее. И установление этого варианта как допустимого – вовсе не диверсия филологов, а отражение разговорной практики и попытка сделать систему языка более стройной и логичной. При этом сегодня нормативным по-прежнему остаётся мужской род слова «кофе», а средний признаётся допустимым в разговорной речи. Станет ли «кофе» среднего рода  литературной нормой – покажет время.

С праздником, дорогие филологи! Пусть ваша работа будет не полем раздора, а проводником в удивительный мир русского языка!

Материал подготовила заведующая редакционно-издательским отделом О. В. Осипова