Многое интересного и порой удивительного можно обнаружить в письмах немецких солдат с восточного фронта домой. При всей пестроте писем есть в них нечто общее. Первые месяцы войны против СССР немецкие письма были наполнены бравыми заявлениями о скорой и неминуемой победе, о парадном шествии по Москве, о пленении Сталина и тому подобных вещах. 
Начиная с конца августа, судя по письмам с фронта, настроение стало меняться. Ефрейтор Макс X. 2 сентября сообщил: «У нас наступили скверные времена и большие потери. Уже в течение пяти недель мы лежим на одном и том же месте, и по нам всё интенсивнее стреляет русская артиллерия. До Москвы еще 150 км... Полагаю, что мы уже понесли достаточно потерь. Нам также постоянно обещают, что возвратят домой, но всё время впустую...»
Очень интересно письмо немецкого ефрейтора Карла Хермса в Германию: «Мы постепенно продвинулись в Россию. Так скоро, как мы предполагали сначала, не вышло. Мы считали на дрянные 1200 километров до Москвы 10 дней. Мы не сделали и половины, и это в 20 дней!».
Москва была очередной и очень важной приманкой. Офицеры всё время подбадривали солдат, они им внушали, что с взятием Москвы наступит конец войны, что советское правительство должно капитулировать, и тогда солдаты получат отпуска. Им обещали предоставить в Москве хорошие, тёплые квартиры, отдых. Солдаты с нетерпением ожидали, когда можно будет всласть пожить в Москве, пограбить магазины и квартиры.
Так, солдат Ксиман из «СС» писал своей жене в Мюнхен 3 декабря: «В настоящее время мы находимся в 30 километрах от Москвы. Когда выходишь из дому, можно видеть издали некоторые башни Москвы. Скоро кольцо сомкнётся, тогда мы займём роскошные зимние квартиры, и я пришлю тебе такие московские подарки, что тётка Минна лопнет от зависти».
Неизвестный солдат писал своей жене Анне Готер 1 декабря: «Нам остались 30 километров до Москвы, мы возьмем её, и тогда нас отпустят, и ты получишь своё меховое пальто».
Дни сменяются днями. Ряды гитлеровских армий редеют под ударами Красной Армии. И постепенно в письмах кичливый тон начинает спадать. Меж строк слышатся уже тревожные нотки.
Ефрейтор Макс Грубер в письме к старшему ефрейтору Карлу Лайцингеру с опаской пишет, что их бронетанковая дивизия проходит через сожженные села, что всюду им в спину стреляют партизаны. Но самоуверенность ещё не сломлена, – он всё ещё надеется «через 10 дней быть в Москве».
Начало советского контрнаступления под Москвой вызвало у большого числа военнослужащих группы «Центр» панические настроения.
В декабре рядовой А. Фольтгеймер в письме своей жене жаловался: «Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести... Умоляю, перестань мне писать о шёлке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы.  Пойми – я погибаю, я умру, я это чувствую...».
Адъютант генерала Гудериана лейтенант Горбах писал: «Вы спрашиваете, какого я мнения о русских. Могу только сказать, что их поведение во время боя непостижимо. Не говоря о настойчивости и хитрости, самое примечательное у них это невероятное упрямство»... «Сейчас находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалёку от чёртовой столицы... Русские сражаются ожесточённо и яростно за каждый метр своей земли. Никогда ещё бои не были такими жестокими и тяжёлыми. Многие из нас не увидят более своих родных...».
В ходе отступления менялся в худшую сторону внутренний климат и взаимоотношения между немецкими солдатами. Возрос процент проступков, ранее казавшихся недостойными военнослужащих вермахта. В записной книжке погибшего немецкого офицера  приводятся темы бесед с солдатами. Появились такие разделы, как «Кражи у товарищей», «Грабежи», «Драки» (явления, ранее несвойственные германской армии).
Немецкие солдаты и офицеры в боевых частях стали всё чаще задумываться, что же на самом деле случилось с германской армией...
Письмо солдата Франца: «Анна, я не могу спать, хотя всё тело болит от усталости. В сотый раз я спрашиваю себя – кто этого хотел?..»
В записной книжке одного убитого С. С. среди записей о попойках и этапах следующий афоризм: «Вместе грабить, врозь умирать...».
Письмо солдата Гейнца Мюллера: «Герта, милая и дорогая, я пишу тебе последнее письмо. Больше ты от меня ничего не получишь. Я проклинаю день, когда родился немцем. Я потрясён картинами жизни нашей армии в России. Разврат, грабеж, насилие, убийства, убийства и убийства. Истреблены старики, женщины, дети. Убивают просто так. Вот почему русские защищаются так безумно и храбро. Мы хотим истребить целый народ, но это фантазия, это не осуществится. Наши потери гигантские. Войну мы уже сейчас проиграли. Мы можем взять ещё один, два больших города, но русские нас уничтожат, разгромят. Я против всего этого!».
За время Битвы за Москву гитлеровские военные трибуналы осудили 62 тыс. солдат и офицеров: за дезертирство, самовольный отход, неповиновение. Тогда же от занимаемых постов были отстранены 35 высших чинов.
Битва за Москву ясно дала понять немецкому командованию, что надежды на блицкриг не оправдались. Генерал Гюнтер Блюментрит писал: «Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».

Материал подготовила С. П. Колчина, зав. отделом социально-экономической литературы