Мы продолжаем разговор о трагических судьбах русских поэтов.

Александр Александрович Блок (1880- 1921).

Однажды на пушкинском вечере Александр Блок сказал так: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем…»

И это, может быть, единственно правильный диагноз для многих русских поэтов…

За несколько месяцев до гибели Блок читал свои стихи о России  в Большом драматическом театре. Современники вспоминали, что атмосфера была мрачно-торжественной, печальной, чересчур гнетущей…  Кто-то из зрителей произнес почти пророческую фразу: «Это не творческий вечер! Это поминки какие-то…»

Действительно, это выступление Блока на публике оказалось последним.

Нищета, голодное существование в послереволюционном Петрограде, жестокое разочарование в революции – все это привело поэта к истощению, депрессии, неврастении, переходящими в психическое расстройство…

А ведь поначалу февральскую, а затем и Октябрьскую революции Блок встретил с огромными светлыми надеждами. Первые кровавые «октябрьские гримасы» (слова из блоковского письма Зинаиде Гиппиус) его не испугали, потому что он считал их «неизбежным следствием многовековых несправедливостей».

«Что же вы думали? – запальчиво обращался он к оппонентам. – Что революция – это идиллия? Что народ – паинька?»

Поэт даже пошел на сотрудничество с новой властью. В то время он был очень популярен, и руководство страны вовсю эксплуатировало в своих целях его известность. Блока постоянно назначали возглавлять какие-то учреждения и комиссии, в деятельности которых он ничего не смыслил и которые были ему абсолютно не интересны.

Однако «октябрьские гримасы» все множились и множились. Во все сферы жизни, в том числе и в искусство, проникало беспощадное грубое насилие. Это не могло не тревожить Блока, не вызывать его резкий протест.

Но к тому времени 40-летний Блок был уже тяжело болен. После суровой зимы 1921 года, с ее «ежесекундным безденежьем, бесхлебьем, бездровьем», поэт чувствовал себя неважно. Цинга, голод, истощение, депрессия… Собственно, подобные диагнозы были универсальными для тех лет. Именно от этих болезней люди гибли массово.

Доктор Пекелис, наблюдавший Блока, выписывал ему вот такие рецепты: «Сахар, белая мука, рис, лимоны… Хорошо бы достать хоть что-то из этого списка…».

Корней Чуковский вспоминает: « Передо мной сидел не Блок, а какой-то другой человек, совсем другой, даже отдаленно не похожий на Блока. Жесткий, обглоданный, с пустыми глазами, как будто паутиной покрытый…»  Увы. Поэту, и правда, «дышать уже было нечем»…

Помимо глубочайшей депрессии и истощения Блоку диагностировали еще и астму, и септический эндокардит (воспаление сердечных клапанов). В отсутствии антибиотиков, первые из которых появятся только спустя 18 лет, септический эндокардит практически не излечивался. Но доктора предполагали, что некий шанс на спасение возможен, если бы удалось организовать выезд поэта на лечение за границу, хотя бы в Финляндию...

Любовь Дмитриевна неоднократно обращалась к Горькому с мольбами помочь. Великий пролетарский писатель, в свою очередь, тоже многократно писал  Луначарскому, просил устроить этот выезд. Собственно, уже с начала мая 1921 года  Алексей Максимович хлопочет по этому делу. Он специально приезжает в Москву, стучится к Ленину, к члену президиума ВЧК Менжинскому…

История о том, как советская власть «спасала» Блока, довольно запутанная. Вопрос о судьбе поэта Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело лишь 12 июля. Менжинский рассуждал так: «Блок натура поэтическая. Произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а вот устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории можно…»

Было решено просьбу о выезде категорически отклонить, а Наркомпроду поручить позаботиться о некотором улучшении продовольственного пайка для Блока.

После такого безжалостного решения Блок принципиально отказался принимать пищу и лекарства, а также сжег все свои записи. В последние свои дни он, говорят, метался в бреду и переживал, что не успел уничтожить все экземпляры поэмы «Двенадцать».  

Существует мнение, что советская власть сознательно уничтожила величайшего русского поэта. По документам же получается, что сознательного намерения «сжить Блока со свету» у советской власти, вроде бы, и не было… Но, похоже, и активно спасать его тоже никто не собирался. То есть, это не было убийством. Это, говоря юридическим языком, было «неоказание помощи».

Позже, в августе 1921 года, разрешение на выезд в Финляндию для Блока и его жены все же было получено. Об этом 6 августа Луначарский с восторгом известил Горького. Можно ехать хоть завтра!…

Но «завтра» – это уже 7 августа. День смерти поэта.

Нагибнева И.Н., главный библиотекарь Центра чтения (по материалам из фондов Национальной библиотеки).