«Как любопытный скиф…» : Рус. портр. и мемуаристика второй половины XVIII в. – М.: Книга, 1990. – 293, [2] c.: ил.; 25 см.                   

Книга посвящена чрезвычайно интересному периоду в истории России – второй половине XVIII века, времени, когда были заложены основы блестящей и сложной культуры XIX века.
Сопоставляя великую портретную живопись и мемуарную литературу, автор рассматривает, как формировалась русская интеллигенция, рисует духовный облик человека XVIII века, его стремление с достоинством самоопределиться в мире. Материалом для книги Чайковской послужили мемуары, дневники, письма Екатерины II, Г. Р. Державина, воспитателя Павла III С. А. Порошина, учёного, просветителя А. Т. Болотова, князя И. М. Долгорукова и др., а также  портреты кисти Ф. Рокотова, Д. Левицкого, В. Боровиковского, А. Антропова, И. Вишнякова и других выдающихся русских художников.    
18 век о себе много рассказывал. Это была отличная русская проза,  способная выразить душевный мир человека. Она создавалась в  усадьбах и городских особняках, и не имела ничего общего с официальной литературой. Авторы писали свои мемуары честно, ведь читали их близкие им люди – дети, ради которых обычно и затевался этот труд, родня, друзья, соседи по поместью. И если язык литературы 18 века нам во многом не понятен – хотя бы уже одним его пристрастием к аллегории, то совсем по-иному воспринимаем мы мемуарную прозу того времени. Сдержанная, простая и правдивая, она вполне достойна сопоставления с великими портретами 18 столетия.
С живописью западного образца российская публика познакомилась лишь в начале 18 века. Страна, возглавляемая Петром I, вступала в новое время, по которому жил европейский мир. После столетий неспешного развития и недоверия к чужеземным затеям Россию обуяла неистовая любознательность. Сам Пётр овладел множеством ремёсел, увлекался всем диковинным и необычным, привозил из Европы картины и позировал заграничным художникам. Царский портрет превратился в средство прославления свершений государя, стал символом державной власти. Следуя примеру императора, свои изображения заказывали «персональных дел мастерам» и его подданные.
Ещё несколько десятилетий назад, когда в Европе творили Рубенс, Веласкес, Рембрандт, русские иконописцы только-только начинали писать парсуны – иконоподобные портреты царей и вельмож. Но уже к середине 18 века они сравнялись в мастерстве с признанными европейскими современниками. Теперь портреты висели в каждом барском доме. Дворяне общались друг с другом, обмениваясь визитами. Художественных впечатлений у человека той эпохи было мало и живописные портреты хозяев, украшавшие гостиную, казались чудом. Выражения лиц людей века Просвещения спокойны и любезны по отношению к зрителю. Они готовы вступить с вами в диалог, и вглядываясь в их лица, вы можете быть уверены, что беседа эта будет задушевной и приятной. Это впечатление не обманчиво. Портретист 18 века брался за кисть с великим уважением к своему труду, и к модели. Он смотрел на неё не столько с любопытством, сколько с доброжелательностью и любовью. В трактатах по искусству тех лет живописцам даётся совет «исправлять недостатки натуры» и «угождать госпожам и кавалерам». Совет этот может показаться нам грубым, но стремление художников эпохи Просвещения писать красоту и благородство характера заслуживает уважения. Ведь рассматривая идеального, почти праведного двойника на портрете, человек мечтал быть на него похожим.
«Нет, ты не будешь забвенно, столетье, безумно и мудро». Эти слова Радищева опроверг ход истории. Культура 19 века была так велика, что его людям достижения предыдущей эпохи казались не интересными. Русская поэзия, проза, общественная мысль поднялись на такую высоту, что никому и в голову не приходило, вчитываться в литературу прошедшего столетия.
Портреты 18 века разделили судьбу своего времени. Развешанные по дворцам и усадьбам, они являлись собственностью потомков тех, кого изображали. Хозяева ходили мимо этой старомодной ветоши, не замечая её, или отправляли своих бабушек и дедушек в ссылку на чердак. И лишь в начале 20 века портреты эти стали робко и редко появляться на выставках. Их заново открывали искусствоведы, публика и художники.
В своих воспоминаниях художник А.Н. Бенуа рассказывает о том, как летом 1901 года он был в Гатчинском замке, ещё хранившем в ту пору дух его несчастного владельца – Павла I. В одной из комнат дворца висел большой портрет этого императора, нарочно спрятанный и запертый на ключ, чтобы даже члены царской семьи его не видели. Но Бенуа разрешили взглянуть. «И вот когда <…> безумный Павел, - пишет художник, - с какой-то театральной, точно из жести вырезанной короной, надетой набекрень, предстал передо мной и обдал меня откуда-то сверху своим «олимпийским» взглядом, я буквально обмер. И тут же решил, что воспроизведу раньше, чем что-либо иное, именно этот портрет, писанный Тончи и стоящий один целого исторического исследования».
Книга Чайковской написана живым, лёгким для восприятия языком и адресована широкому кругу любителей русской истории, культуры и искусства. Благодаря этому читатель получает и увлекательное чтение, и богатейший материал для размышлений.